[ЗВУК] Ну и заканчивая, эту неделю, мы должны буквально несколько слов сказать о семантизации практик, еще одно направление, о семиотике практик, практика именно повседневной жизни, практика повседневной жизни. Ну во-первых, это, конечно, Бодрийяр, это, конечно, Бодрийяр с его системой вещей, с его книжкой «К критике политической экономии знака», который отказывается рассматривать систему объектов или предметов как систему потребительной стоимости. Он считает, что на самом деле мы приобретаем те или иные предметы отнюдь не потому, что они нам нужны, чтобы ими пользоваться, мы приобретаем существенное количество предметов, для того чтобы демонстрировать свои социальные статусы, иерархию, свою вписанность в эти социальные игры и так далее. И в этом смысле обмен предметов является демонстративным потреблением. И как он пишет, женщину в патриархальном обществе одевают красиво, для того чтобы это свидетельствовало о легитимности ее спутника. И вот эта вот семантизация визуального мира, мира предметов свойственна известному французскому философу Жану Бодрийяру, который также на основе работ других ученых, например, пытался вот в том числе работать с пространством. Грубо говоря, вот это идея о том, что каждый предмет в пространстве может быть совершенно нефункционален, но он должен присутствовать. Вот если стоит такая небольшая подставка под вазочку, скорее всего, на этой подставке будет сначала салфетка, а потом уже вазочка, вазочка не будет стоять напрямую на подставке. То есть наличие вот этого вот с точки зрения Бодрийяра вот этих вот моделей, устойчивых моделей расположения предметов в квартире, в том числе классификаций, он их так и называет, шкала living room. Living room — это гостиная, и он классифицирует гостиные вслед за другими учеными, гостиные по тому, собственно, какую культуру, исходя из этого, какой социальный статус та или иная гостиная собой представляет. И в этом смысле мало есть различий между гостиной буржуазного класса и гостиной более простого класса, потому что в ней будут так или иначе присутствовать все те же элементы, но они будут из других материалов, они будут по-другому расставлены, вероятно, ну и так далее, но функционал и отсутствие функционала зачастую у предметов будет присутствовать в обоих случаях. То есть грубо говоря, вот этот вот домашний обиход — это тоже некий язык, назовем это так. Безусловно, за лингвистикой и за семантизацией практик стоит огромное количество других работ. Во-первых, стоит структурная антропология Клода Леви-Стросса, которая расширяет теорию структуры языка и представляет мифы как форму языка, и на основе вот этих мифов, которые он называет мифемами, то есть аналог фонемы, как базовые единицы языка, он изучает культуры различных народов, племен, того, как они живут, и так далее. То есть миф становится кодом, для того чтобы транслировать сообщение. И вот взаимоотношения людей в такого рода племенах структурируются через разного типа мифемы, которые связывают и задают значение. Безусловно, семантизация практик — это, сюда можно отнести работы Фуко, во-первых. Фуко — не кто иной, кто пытается изучать дискурс с точки зрения тех проявлений социального мира, о которых этот дискурс повествует. Вот у него есть книга «Рождение клиники». Мы могли бы, если бы эту книгу читал историк, он бы, скорее всего, воспринимал эту книгу как интереснейшее эссе историческое на тему того, как люди воспринимали клиники, и как развивались клиники как, собственно говоря, объекты. А для коммуникативиста, коим, в общем, отчасти являлся Фуко, конечно, хотя мы относим его просто к чистой философии, он исследует различные документы различных эпох, артефакты различных эпох, пытаясь в этом дискурсе найти отпечатки социального мира, который за этим дискурсом стоит. Вот если больницу считают домом для прокаженных, и это фигурирует в текстах, посвященных больницам, в различных официальных документах, установках и так далее, то это значит, что в этот период больница воспринималась не как место, где лечат, а как место, где изолируют прокаженных от всего остального мира. В очень похожей парадигме, тоже в парадигме семантизации практик рассуждает Бурдье в книжке «Искусство средней руки», если можно было бы ее так перевести. Сейчас вышел русский перевод, по-моему, она называется Срединное или Усредненное искусство, не помню точно. Фактически Бурдье при помощи социологических методов изучает коллекции фотографий, частные коллекции фотографий различных семей и изучает то, каким образом через фотографирование обнажается, собственно говоря, некое социальное взаимодействие. То есть через анализ того, что фотографируют разные семьи, Бурдье пытается восстановить те социальные практики, которые при помощи этого фотографирования создаются. И фактически он приходит к выводу, что наиболее красивые, действительно особенные фотографии получаются у одиноких людей, которые действительно находят необычные ракурсы, необычные объекты и так далее, тогда как у людей семейных и вообще в семейных альбомах существует два типа довольно однотипных фотографий: это так называемые летние фотографии, во время каникул снятые, и это фотографии, повествующие о собрании семей, то есть это фотографии, через которые создается социальная связь между поколениями, например, детей и родителей, поскольку они теперь живут раздельно, то вот в периоды, когда они собираются вместе на ланч, на воскресный ужин, на совместные какие-то посиделки в ресторане, — вот фотографии этого чаще всего семьи воспроизводят. И то же самое касается летних фотографий, потому что это период, когда семьи находятся вместе длительное время, не отлучаясь куда-то еще, то есть период каникулярный. И, следовательно, таким образом, Бурдье делает вывод, что при помощи фотографий люди восполняют социальную потребность во взаимоотношениях друг с другом, в конструировании вот этой полной семьи, в реставрации, назовем это так, социальных отношений. Таким образом, если подводить черту под лингвистической концепцией, лингвистической группой теорий массовых коммуникаций, мы должны сказать, что, безусловно, они так или иначе тоже идут к теориям автономии потребителя, о чем мы уже говорили в социологии, то есть они постепенно так или иначе дрейфуют в сторону идей, что потребитель — это субъект, что ему свойственны разные интерпретации, что он активен в процессе интерпретаций, что он для этого использует различного рода механизмы, фреймы и так далее, но он активен. Это порождает такие теории, как теорию коммуникативного действия Хабермаса, например. Это порождает отчасти теории, находящиеся в парадигме этнометодологии и микросоциологии, это школа Пало-Альто, это анализ «грамматики интерперсональной коммуникации», того, как коммуницируют люди, как постоянно в социальном взаимодействии проявляется их коммуникация. И соответственно, отчасти, это, конечно, антропологические исследования, которые в чистом виде к коммуникации не относятся, но, безусловно, относятся к лингвистическим. [ЗВУК]
