[ЗВУК] Последней группой теорий, о которой мы, пожалуй, должны сказать, является политэкономическая группа теорий медиа. И это, в общем, сегодня одно из самых популярных направлений исследований в области медиа, медиатеорий. Основные особенности политэкономической группы теорий заключаются в том, что они, в отличие от социальных теорий в современном обществе, в отличие от социальных теорий в современной науке, в первую очередь, конечно, макросоциальны. То есть они в меньшей степени касаются конкретного потребителя, конкретного реципиента коммуникаций и так далее, а говорят в целом об обществе, в целом об общественной системе и так далее. И да, то есть политэкономия в этом смысле является продолжением наследия классической школы экономистов, таких как Рикардо и Маркс. И, так сказать, основной особенностью критической группы теорий, или политэкономической группы теорий, которая является критической по своей сути — это то, что она является продолжением критической теории, то есть в массе своей взгляды людей, которые представляют политэкономическое направление в исследованиях коммуникаций — это левые взгляды, это взгляды, предполагающие, что далеко не все области медиа продаются и покупаются, что далеко не все области медиа представляют собой чистый рынок, что далеко не все может урегулировать чистый рынок в области медиа и так далее. И причина очень простая — представители этой группы теорий изучают, как правило, властные отношения, их связь с медиа и структурирование или влияние медиа, которые структурируются через власть, через властные отношения. В этом смысле политэкономическая группа теорий является продолжением политической теории. Соответственно, как я уже сказал, это изучение макроуровня, это изучение социальных групп, стратегий, стратегий власти, стратегий медиакомпаний, медиакогломератов, концернов и так далее, концентрация медиа. И в этом смысле меньше внимания уделяется потребителю, в чем, конечно, слабость в свою очередь этой группы теорий. Как мы трактуем политэкономию? Точнее, как политэкономию трактуют представители этой группы теории? Вот Винсент Моско, один из самых известных в этом смысле канадских исследователей политэкономии и медиа, предлагает два термина. Первый термин политической экономии — изучение общественных отношений, особенно в сфере власти, которые совместно формируют производство, распределение и потребление ресурсов. То есть с точки зрения этого определения это изучение того, каким образом власть и общественные отношения, связанные с властью, структурируют и формируют производство, распределение и потребление ресурсов, в данном случае медиаресурсов, а именно контента, смыслов, образов и так далее. Второе определение, более простое — изучение контроля и выживания в общественной жизни. Да, очень громкое, я бы сказал, весьма амбициозное и нетрадиционное. То есть в этом смысле политэкономия коммуникаций занимается исследованиями отношений между производством, распределением и потреблением коммуникационных продуктов в культурном и историческом контексте. Как только мы говорим о производстве и распределении, у нас тут же всплывает проблема равенства-неравенства в распределении. И безусловно, как только мы говорим о производстве медиа ресурсов, всплывает вопрос, связанный с трудовыми отношениями, соответственно, эксплуатацией-неэксплуатацией, идеологическим фреймингом или нет и так далее. И когда мы говорим о потреблении, мы воспринимаем в качестве потребления в первую очередь, ну, не глубинные смыслы сообщений, их интерпретацию и так далее, а все-таки в большей степени сам факт, сам факт потребления, количество людей, которые в той или иной степени тот или иной контент потребляют и так далее. Хотя к политэкономии медиа отчасти можно было бы отнести и Cultural Studies. Поэтому на карте теорий политэкономических, вот на этой, Cultural Studies есть — ровно посерединке, ровно посерединке. Соответственно, какие мы видим здесь основания для классификации? Первое основание для классификации — это теории общественные и глобальные, то есть теории, которые мыслят категориями конкретных стран, обществ, и, наоборот, теории, которые мыслят в целом категориями мира, мироздания, систем социального контроля и так далее. И, наоборот, группы теорий — критические и новые. Почему я так разделяю? Я так разделяю, потому что, с моей точки зрения, новые теории — более ну что ли объективные или более разносторонне пытаются охватить ту или иную проблематику, тогда как теории критические — они свойственны где-то 70-м годам. И это те категории социальных теорий коммуникаций или политэкономических теорий, которые находятся на грани между исследованиями и тем, что мы называем милитантизмом — то есть борьбой, выступлением, идеологизированным выступлением за что-то, отстаиванием прав определенных и так далее. То есть постепенно все-таки, вот где-то после 90-х годов, мы все-таки наблюдаем разрыв, уход — даже, скорее, 80-х годов, — уход от, скажем так, идеологизированных, резко критических и в связи с этим таких весьма, так сказать, активистских что ли позиций — позиций, которые формировали определенную категорию политических активистов, определенные категории борцов за определенные права и так далее — все-таки в сторону теорий, которые более объективны что ли, которые чуть менее идеологизированы, которые пытаются рассмотреть феномен с разных сторон. И таким образом, к критическим, резко критическим, мы относим теорию манипуляторов сознанием, которые пытаются сказать, что все крупные корпорации медийные манипулируют сознанием граждан. Или, соответственно, сюда же попадает теория культурного империализма, которая предполагает, что вот богатые страны доминируют над странами бедным, потому что они поставляют туда свое кино, свой контент и так далее и за счет этого пытаются перестроить их жизнь, вот. И все-таки в более поздних работах, в которых не просто констатируется наличие вот этой вот гегемонии, гегемонии корпораций например, а все-таки пытаются ученые разобрать, а почему они так структурируются, эти корпорации, почему они возникают, вследствие какой социальной логики, вследствие какого набора властных отношений. И то же самое в сфере глобальных теорий, от культурного империализма — и само слово «империализм» четко идеологизировано, окрашено и так далее — к работам в области культурного доминирования, работы, которые пытаются все-таки нюансировать феномен — феномен, согласно которому одни виды, так сказать, информационных продуктов доминируют над другими и, соответственно, одни типы стран, производители информационных и медийных продуктов, доминируют над другими. Ну и где-то ровно посередине «болтается» Cultural Studies, как мы видим, потому что они, в общем, и глобальные, и в то же время общественные, и, собственно, критические, и в то же время, в общем, уже более новые, так сказать, потому что и Cultural Studies все-таки во времени растянуты, как направление ну и так далее. [ЗВУК]
