[БЕЗ_ЗВУКА] История
с крахом ссудо-сберегательных учреждений в Соединенных Штатах
в середине 80-х годов стала хрестоматийной.
Более того, по результатам анализа этой истории написано
много хороших книг, в частности, подзаголовок к нашему
курсу — еще раз — «О чужих деньгах» я взял из названия одной из таких книг.
Есть такой автор Пол Зейн Пилзер, который написал книгу "Other people's money",
«Чужие деньги».
Это как раз история про крах S&L в 1985 году и вокруг этого.
Что, собственно, произошло?
Если мы с вами вспомним, что во времена
Великой депрессии в Соединенных Штатах в виде закона Гласса — Стиголла и введения
федерального депозитного страхования были предприняты важные меры,
для того чтобы обуздать фундаментальный кризис, который разразился тогда в Великую
депрессию, то, в частности, одним из последствий явилось то,
что ипотечные кредиты стали тоже страховаться,
но не напрямую, а в следующем виде.
Значит, в Соединенных Штатах было много организаций,
которые называются S&L, это сокращение от Savings and Loan Association,
то есть ссудо-сберегательная, вообще говоря, ассоциация.
Это банкоподобный институт, баланс которого выглядит примерно
так: пассивы — это срочные депозиты, time deposits,
то есть долгосрочные депозиты, которые вносят вкладчики данной S&L.
Здесь есть небольшой собственный капитал, а бо́льшую часть
активов составляют ипотечные кредиты.
То есть это специальный такой, если угодно,
специализированный квазибанк, то есть он вкладывает
деньги не вообще в какие-то инструменты, а в основном в ипотечные кредиты.
Изначально это происходило на географической основе,
потому что Соединенные Штаты, хочу вам напомнить, что это соединенные штаты,
то есть это большое количество разных государств, объединенных в одну страну.
Более того, региональное управление и региональная власть в Америке очень важны,
распространены, сильны.
И исторически получилось как?
Что организовывались вот такие институты, которые финансировали жилищное
строительство для жителей данного там графства, штата и так далее.
И финансировалось это условно за счет средств этих же жителей,
тех, кому не нужно было сейчас строить дом.
Они вносили свои деньги, вот как бы мешочки прибывали сюда,
а потом вот это всё превращалось в домики.
Здесь у нас немножко, как видите, всё наоборот, но это неслучайно.
Потому что нам важно соблюсти понятие левая-правая часть,
как активы и пассивы уже S&L, как финансовый институт.
И понимаете какая история, со времен...
Вот эти вот депозиты были застрахованы примерно так же, как депозиты в банках,
специальной ассоциацией, которая называлась смешным сокращением английским
FSLIC, то есть Федеральное агентство по страхованию срочных
депозитов в банкоподобных институтах, если мы так подробно опишем.
А пока
ситуация развивалась спокойно в течение 50 лет,
с середины 30-х до середины 80-х годов, все было нормально,
и огромное количество таких институтов действовало по всей стране,
успешно профинансировав американскую мечту, когда огромное большинство жителей
Соединенных Штатов стали владельцами собственного дома или собственной
квартиры, но, как правило, дома, если мы ведем речь не о таких огромных городах,
как Нью-Йорк, Чикаго, Лос-Анджелес и так далее.
Однако в конце 70-х и ближе к началу 80-х годов
произошло несколько вещей в экономике Соединенных Штатов,
которые оказались весьма пагубными для таких институтов,
а именно возникло общее поле дерегулирования и предпринимательства.
Казалось бы, что в этом плохого?
Ничего.
Кроме того, что вместо того, чтобы смотреть на какие-то проекты
и вещи более консервативно и спокойно, люди стали брать на себя больше риска.
Это были времена, если вы помните,
пресловутой региономики, которая на самом деле внесла колоссальный позитивный
вклад в развитие экономики Соединенных Штатов, но вот эта вот ситуация,
где люди брали на себя больше риска, стала общераспространенной в стране.
Но это само по себе еще ни к чему плохому не привело,
случилась другая очень неприятная история.
Она была связана с тем, что процентные ставки в экономике выросли и очень сильно.
Хотя детальное изучение этого требует познаний в области корпоративных финансов,
что я с удовольствием оставляю тем, кто будет брать следующий курс нашей
специализации, но можно сказать, что неприятность состоит в том,
что рыночная стоимость ипотечных кредитов, которые были основными активами этих S&L,
при повышении процентных ставок, существенно снижается.
Это особенно усугубляется тем, что ипотечные кредиты очень долгосрочные,
и можно показать, что чем больше срок данного финансового инструмента,
тем более сильно на него влияют процентные ставки.
В итоге оказалось, что рыночная стоимость активов этих институтов снизилась,
и в некоторых случаях, я нарисую пунктиром, получилась вот такая история,
то есть тогда,
когда рыночная стоимость активов стала меньше рыночной стоимости этих депозитов.
Что важно?
Что стоимость депозита при повышении ставки практически не меняется.
То есть активы сжались, а пассивы остались.
В итоге,
как вы видите вот на этой картинке, собственный капитал стал отрицательным.
Он весь «съелся».
Такого типа структуры получили общепринятое смешное название,
стали называться организацией типа зомби.
По существу, это были компании, которые были уже мертвецами,
их собственный капитал был отрицательным.
Но тем не менее законы и регулирование этой деятельности были таковы,
что будучи реально уже неплатежеспособной структурой,
такие компании по-прежнему могли в отчетности показывать все свои ипотечные
кредиты по их не рыночной, а балансовой стоимости.
То есть по той, по которой их продать нельзя было ни при какой возможности.
В итоге получилось, что в течение долгого времени проблемы накапливались,
на рынке была куча этих зомби S&L,
а их вкладчики, в принципе, они говорили: «Мы же застрахованы».
И ни сном, ни духом, никто никуда не бежал и особенно не опасался.
Так вот, осознавая, что происходит,
давайте на секундочку встанем на позицию менеджеров в такой S&L.
Они-то знают, что рыночная стоимость уже упала.
И они понимают, что их собственный капитал уже отрицательный.
Что им делать?
Они говорят: «Ну, у нас выхода нет.
Или пан, или пропал.
Поэтому берем и начинаем часть денег, которые у нас как бы,
к нам приходят вот от этих вот, мы перестаем вкладывать в
обычные ипотечные кредиты, а заливаем в особо рискованные,
строим поселки мечты или что-то еще, — это все было там в штате Техас в свое время,
— в итоге, если получится, мы проскочим, и мы обратно вернемся
вот в такую ситуацию, и у нас появится положительный собственный капитал,
и мы «в шоколаде», ну а не получится, — кто за все заплатит?
—Держатели зонтиков, то есть те,
кто предоставил депозитное страхование для вот этих депозитов».
На самом деле, кто эти люди?
В конце концов, конечными плательщиками являются налогоплательщики этих штатов.
Потому что кто, в конце концов, финансирует депозитное страхование?
Просто публика, люди.
Других вариантов нет, это же государственное страхование, правильно?
А откуда берет государство деньги?
В основном со своих подданных, со своих налогоплательщиков.
Значит, я описал суть ситуации.
Она описана в большом количестве книг,
ну фильмов снято не так много на эту тему, но тем не менее есть.
Ужас весь в том, что,
я хочу подчеркнуть, что вот это обстоятельство с зомби-организациями,
оно длилось долго, потому что регулирование не было к этому готово.
И когда стали расчищать, то оказалось,
что эти S&L, которые были с отрицательным,
собственно, балансом, стали как карточный домик складываться.
И общий счет налогоплательщикам за то, чтобы разгрести все это,
составил скромные 550 миллиардов долларов.
Это не очень маленькие деньги, особенно 30 лет назад.
И когда стало понятно,
что это серьезная история, то люди задумались: как мы дошли до жизни такой?
Как получилось, что в течение десятков лет развивающаяся отрасль привела к
такому фантасмагорическому краху?
Где были те люди,
которые не ввели какие-то специальные пусть не законы, а подзаконные акты?
Где были аудиторы?
Где были те, кто должны были звонить в колокольчик и зажигать красные лампы?
Оказалось, что никто из них не пришел и не возник по очень простой причине.
Именно потому, что все вот эти вот институты регулировались
местным законодательством.
И если бы кто-то на местном уровне графства или штата захотел
бы ввести какие-то ограничения и ужесточение правил для них,
то избрали ли бы этого человека на следующий срок?
Это риторический вопрос.
И хотя я несколько утрирую, но тем не менее, комиссиями,
которые были учреждены в Соединенных Штатах, для того чтобы проанализировать,
как так все получилось, было показано, что элементы так называемой теории
общественного выбора, то есть ситуации, которая увязана с проблемами
голосования и экономической ситуацией, здесь многое объяснялось.
И в качестве не то, чтобы рецепта, а если угодно,
механизма, который не допустил бы повторения таких вещей в столь страшном,
как тогда казалось, масштабе, был предпринят ряд мер,
который был рекомендован,
для того чтобы усилить регулирование подобных структур.
Вот здесь я намеренно беру небольшую паузу,
о регулировании мы подробно поговорим в следующем эпизоде,
как об американском регулировании, так и о регулировании у нас в стране.
Но хочу сказать только одну неприятную вещь, что тогда, 30 лет назад, казалось,
что масштабы краха в полтриллиона долларов — это что-то космическое.
Как мы все с вами знаем, прошло меньше 25 лет,
как на рынке разразился кризис, потери от которого
быль столь огромны, что эта сумма кажется просто мелочью.
Мы обязательно вернемся к этому,
но это уже тема нашей заключительной, шестой недели,
детали этого, потому что нам необходимо будет кое-что еще узнать на следующей.
Итак, мы готовы к тому, чтобы вплотную
подойти к теме «Регулирование банков и банкоподобных институтов».
Konstantin KontorDirector and Professor of Finance and Strategy
