[МУЗЫКА] Итак, как мы обращаемся к чему-то, что больше нас, важнее, масштабнее, выше нас. Не то чтобы мы часто ведем разговоры подобного рода. Здесь проще всего обратиться к стихам, потому что поэты такие люди, которые любят возвышенный разговор и могут поговорить с кем угодно. Вот, собственно, начну я просто с нескольких примеров. Первые два примера — это замечательные и великие стихи. Первое — это Александр Сергеевич Пушкин, «Медный всадник»: «Люблю тебя Петра творенье, люблю твой строгий, стройный вид. Невы державное теченье, береговой ее гранит...». И через несколько строф: «Красуйся, град Петров, и стой Неколебимо как Россия, Да умирится же с тобой И побежденная стихия...». Эта беседа с Петербургом. Мы видим обращение: один раз говорится «Петра творенье», в другой раз — «град Петров». Обращение на «ты» и даже местоимение «ты» возникает — «люблю тебя, Петра творенье». Мы видим, что, действительно, с городом иначе и не поговоришь — трудно себе представить разговоров на «вы» как с Петербургом, так и с любым другим населенным пунктом. Здесь, кроме обращения, встречается местоимение «ты» и, собственно, повелительная форма, которая требует собеседника. Но обратим внимание на то, что местоимение «ты» все-таки нейтральная форма, так сказать, безэтикетная. А если мы говорим о других этикетных средствах, то их здесь минимум. Пушкин очень аккуратно разговаривает с городом, не переводя этот разговор в другой жанр — так сказать, фарс. Еще одно замечательное стихотворение — великий текст Михаила Юрьевича Лермонтова, «Прощай, немытая Россия...», разговор с Россией в целом. «Прощай, немытая Россия, Страна рабов, страна господ, И вы, мундиры голубые, И ты, им преданный народ. Быть может, за стеной Кавказа Укроюсь от твоих пашей, От их всевидящего глаза, От их всеслышащих ушей». Кроме России, здесь адресатом высказывания оказываются еще и голубые мундиры, и преданный народ. Но опять, посмотрите, все сдержанно: обращение, местоимение «ты». Местоимение «вы» в данном случае, конечно, не является вежливым — это просто множественное число, «и вы, мундиры голубые». Дальше я рассмотрю еще два стихотворения, уже не столь замечательных, но показательных в том отношении, что авторы более вольно подходят к этом разговору. Если и Пушкин, и Лермонтов достаточно сдержанны — и, в общем, этот разговор, действительно, является поэтической вольностью, но очень строгой вольностью, как ни странно звучит это словосочетание, — то здесь мы видим ситуацию немножко другую. Вот стихотворение Спиридона Дрожжина. Я не буду его читать целиком, просто обращу ваше внимание на этикетные формы. Здесь уже не просто обращение — «мой край родной». Во-первых, мы видим, что он «мой», то есть некоторое большее сближение происходит. Здесь снова местоимение «ты», но здесь еще и приветствие — «привет тебе», «привет тебе, мой край родной», «привет тебе, народ родимый». Гораздо более избыточно само обращение — не просто «народ родимый», но и «герой труда неутомимый». И в конце снова «привет тебе, мой край родной». В этом стихотворении уже встречается больше этикетных форм, и разговор становится все более, я бы сказал, насыщенным и сказочным. Это доходит и до каких-то пределов в следующем стихотворении, в стихотворении детском, где, действительно, очеловечивание природы, анимизация идут, так сказать, по полной программе — детское стихотворение Владимира Орлова. И мы видим, что здесь не просто герой, по-видимому мальчик, разговаривает с улицей («Здравствуй, улица моя!), с родиной («Здравствуй, родина моя!»), но и они разговаривают с ним, потому что «подпевают птицы мне», «травы шепчут», и даже произносится, что они шепчут. И, собственно, лирический герой стихотворения им отвечает. Вот это уже абсолютная анимизация, уже здесь этикет используется, мы прошли этот путь: от такого строгого разговора с чем-то великим и безгласны до совершенно такого сказочного разухабистого разговора почти как в жизни. Это очень важно понимать, потому что, действительно, в сказке могут разговаривать любые предметы: стулья, города, страны. И для такого рода разговоров уже не соблюдается главное правило, с которого я начал: разговор с чем-то сильным, высоким, большим, выше значительней человека не нуждается в этикете. А если мы говорим о полной анимизации, о сказочной ситуации, то там этикет может использоваться, собственно, и должен использоваться, потому что ребенок должен быть вежливым и со сказочным стулом, и со сказочной пуговицей, и со сказочной горой. Все-таки вернемся к изначальной ситуации — к ситуации строгости, к разговору с собеседником, который не отвечает нам. Через запятую перечислены природа, царь, Бог. Они не просто безгласны, то есть они не просто не ответят нам, но они, действительно, чрезвычайно велики, они измеряются другим масштабом, нежели, чем человек, который к ним обращается. И вот это объединяет природу и Бога и противопоставляет животному, которое, наоборот, по отношению к человеку занимает подчиненную, скажем так, позицию. Поэтому эта ситуация особая, хотя совершенно очевидно, что они так или иначе связаны. Вот пример из Карамзина, из «Истории государства российского», где Карамзин обращается к царю, не ожидая, естественно, от него никакого ответа. Обращение присутствует, оно на «ты», и, собственно, это было совершенно совершенно нормальный способ разговора с царем, разговора однонаправленного. Два слова о разговоре с Богом, здесь можно вспомнить и разные молитвы, но я хочу сказать о самом слове «Боже». «Боже» — это звательный падеж от слова «Бог». Вот это слово прошло чрезвычайно интересный исторический путь. Вот «Ода» Ломоносова, где, по-видимому, мы действительно видим обращение к Богу. «О Боже, дай» — повелительное наклонение указывает, что действительно автор хочет чего-то конкретного. И обращение, сопровождаемое вот этой формой повелительного наклонения, действительно является обращением к Богу. Но дальше это слово, тем более, что звательный падеж в русском языке был утрачен, прошло долгий путь. Оно сохранилось в языке, и это очень важно, потому что, вообще говоря, форма звательного падежа вместе с этой категорией были вымыты из языка. Но некоторые сохранились, и «Боже» в наибольшей степени, но только мы сегодня мы его не воспринимаем его как звательный падеж. Вот хороший пример — произведение Веры Пановой «Спутники». «О боже мой, Юлия Дмитриевна!» — вот заметьте, что обращение в этой фразе является «Юлия Дмитриевна», а «боже мой» — это просто восклицание, если хотите, междометие, «о боже» стало междометием. Мы видим, что вот этот путь, пройденный словом, связан с тем, кому оно обращается. «Боже» стало возгласом вообще именно потому, что это изначально обращение к тому, кто не должен нам отвечать. И это такой выплеск в пространство, чем, собственно, и являются междометия. Вот такие бывают странные собеседники, с которыми мы не должны обращаться к речевому этикету. В разговоре с ними он, по существу, не нужен, избыточен. И мы от него отказываемся. [МУЗЫКА] [МУЗЫКА]
