[МУЗЫКА]
[МУЗЫКА] Разные люди,
расставляя как на шахматной доске в своем тексте фигурки, вот живые
люди с ногами и с руками, они живут в мире, а в тексте их отображение — фигуры.
И эти фигуры мы вольны расставлять по-разному.
Есть люди, у которых в тексте нет ни одной фигуры вообще.
Обычно это свидетельствует либо о тяжелой психической болезни,
либо об ужасном страхе.
Вот просьба вспомнить что-нибудь замечательное из своего прошлого,
которую выполняет тяжелый психический больной, давно лежащий.
Он говорит: «Из прошлого вспомнить: прекрасный фильм,
отличный подбор актеров, замечательный пиротехнический эффект».
Там нет живых людей.
Отсутствие фигур в тексте может свидетельствовать не о душевной болезни,
а о страхе.
Когда мы боимся, мы убираем оттуда все конкретные вещи, всех конкретных людей,
а говорим: «Контаминация в этих последовательностях
связана с кластерами, я только забыла, как эти кластеры называются».
Эта контаминация с кластерами — это ответ на экзамене,
когда человек не помнит, что говорить.
Давайте я покажу, как выглядят эти фигуры.
Мы можем все фигуры в тексте разделить, как мы уже говорили,
на фигуры с внутренним пространством,
фигуры почти без внутреннего пространства, активные и пассивные.
И сейчас мы разложим текст по принципу того, какие там фигуры.
Про первый вариант ацентрического текста я уже говорила.
Когда фигуры нет, речь идет о душевной болезни, о научном тексте или о тексте
человека, который очень боится того, кто будет слушать или читать этот текст.
Следующее — это высокоэгоцентрический текст, когда есть одна фигура.
Одна фигура — это обычно я.
Но, даже если это мальчик-зайчик,
брат моего друга и так далее, то, если речь идет только о нем,
эту проективную фигуру человек все равно рассказывает о себе.
И обычно эта одна фигура наделена внутренним пространством — думает,
помнит, хочет.
Даже если дрессировщик тигров рассказывает про
своего любимого тигра, он рассказывает про себя.
Когда он рассказывает про привычки, слабости и проделки своего тигра,
который думает, помнит, хочет и надеется, он рассказывает про себя все.
Вообще, если вы хотите узнать больше о человеке, нужно попросить,
чтобы он рассказал о своих любимых животных.
Животные — это самые проективные фигуры.
Всегда принято говорить, что собака похожа на своего хозяина.
Это хозяин наделяет свою собаку сходством, причем не живую,
конкретную, мохнатую и лающую, а фигуру в тексте.
Если есть только одна фигура и больше никаких живых тварей вокруг нет,
это высокоэгоцентрический текст.
Я приведу пример.
У меня лежит целая пачка текстов людей,
которые при просьбе рассказать что-нибудь замечательное о себе,
они рассказывают: «Как я бросил курить.
Сначала было трудно, потом стало легко, потом я сорвался, потом я не сорвался.
И вот наконец я молодец».
Как человек вылечивал грибок на ногах или лишний вес или,
наоборот, набирал недостающий вес, делал косметическую операцию.
Никого кроме его самого как главного объекта
любви и совершенствования в тексте нет.
Это высокоэгоцентрический текст.
И это коррелирует обычно с одиночеством и с эгоцентризмом автора.
Среднеэгоцентрический текст,
когда есть две или больше фигур.
У меня тут написано — из зон C или D.
Я сейчас покажу, как выглядят эти зоны.
Мы можем расположить все фигуры в тексте по уровню прозрачности для автора.
В зоне A абсолютно прозрачный для тебя персонаж, про которого ты знаешь,
что он думает, что он хочет, как он вспоминает про прошлое лето у бабушки.
А дальше, зоны E и D — это уже совсем вещи.
Если есть две или больше
фигур из зоны C, где стоит толпа,
разглядывающая в бинокль меня любимого, или D,
где ходят тени людей, то это среднеэгоцентрический текст.
Вот как выглядит зона C: меня в классе все очень любят,
все радуются, когда я туда прихожу.
Вот эти «все» — это зона C.
Они заняты только одним.
У них есть одна функция — любоваться мной.
Если, наоборот (я привожу реальные тексты) «в классе меня все девочки ненавидят,
а мальчики не замечают», то и девочки и мальчики не в классе,
а в этом тексте имеют одну функцию — заниматься мной.
Пусть негативно, но все равно в центре внимания я.
Вот я перед вами, и вот зал, который на меня направлен.
Это, на самом деле, позиция «поэт и толпа» — романтическая ситуация в литературе.
А в зоне D ходят люди без чувств, без желаний.
В зоне D находится человек, который стоял у стены, а потом встал и пошел.
У них ничего нет.
Это среднеэгоцентрический текст — есть я и те, кто либо вообще тени,
либо те, кто заняты только мной, негативно или позитивно — неважно.
Дальше идет низкоэгоцентрический текст.
Он похож на среднеэгоцентрический.
Тоже кроме меня любимого есть еще одна или больше фигур,
но кто-то из этих фигур находится в зоне E.
Сейчас я покажу всю табличку.
В зоне E находятся фигуры без чувств, без мотивов,
без мыслей, внутреннего пространства у них нет,
но зато у них огромная живописная внешность.
У них прическа, одежда, собачка,
машинка, все, что составляет их украшения, — это фигуры для любования.
Если девочку-подростка спросить о любимой попсушной певице,
она расскажет, как устроен ее дом, в какой цвет она покрасила волосы,
какого цвета у нее собачка и какого цвета у нее золотой унитаз.
А если спросить ее: «А как ты думаешь, что она хочет?».
Ребенок растерянно говорит: «Ну, я не знаю, у нее же все есть.
Она не может хотеть, она — украшение».
Надо сказать, что многие из нас так воспринимают не только эстрадных певиц.
Когда такое случается в семье, это очень грустная семья.
И, наконец, полицентрический текст, который встречается крайне редко.
В полицентрическом тексте есть две фигуры или больше фигур из самых проективных зон.
Зона A — это зона, где все устроены так, как я.
Они для меня совершенно прозрачные.
Я знаю не только, что они что-то думают, но я знаю, о чем именно они думают.
Так прозрачен младенец для любящей матери,
который говорит, ему холодно и, кажется,
он хочет кушать, а вот эта игрушка его очень радует.
Зона B очень похожа на зону A,
когда у человека, у фигуры, есть внутреннее пространство,
но оно нам доступно, только если персонаж о нем рассказывает.
Давайте я покажу, как это выглядит на табличке.
Вот такая табличка «матрица контроля».
У нас по вертикали идут эти зоны — от нижней A до верхней E,
а по горизонтали идут
локусы близости физической ко мне.
Зона prox (проксимальная) — это та зона,
где я могу человека потрогать, понюхать, он стоит ко мне плечом к плечу.
Зона dist (дистальная) — это зона,
в которой я вижу и слышу, а он меня видит и слышит.
Зона extra — это человек где-то там.
Этот пульт у меня в руках, он в моей зоне prox.
Я его держу в руках, могу швырнуть, могу нажать на кнопочку — я им управляю.
В зоне dist вы у меня, дорогие слушатели, но это неудачный пример.
Мы с вами не в равных отношениях.
Вы меня видите, а я нет.
А вот в зоне dist у меня, например, эта табличка.
Я ее вижу.
И, если бы у нее были глазки, она бы видела меня.
Это то, что можно видеть и слышать.
В зоне dist можно управлять человеком.
Если, допустим, передо мной стоит Вася в зоне dist, я ему могу сказать: «Вася,
пошел вон» или «Поди сюда», или сманипулировать и сказать: «Вася,
какой ты красавчик», можно же управлять по-разному.
Зона extra — это то, что не доступно моему зрению и слуху,
но то, что я знаю, что существует.
Вот вы, дорогие слушающие меня люди, сейчас для меня в зоне extra: я надеюсь,
что вы есть, но я вас не вижу, вы от меня далеко.
Ну мы возвращаемся к нашей проницаемости.
Вот в зоне A находится фигура или фигуры,
которые полностью для меня проницаемы.
Я знаю, что этот человек не просто думает, а о чем именно он думает.
В зоне B человек что-то думает, помнит и хочет,
но он должен оказаться в зоне dist, чтобы мне про это рассказать.
Если я не могу с ним вступить в разговор, я не буду это знать.
Я буду говорить: «Этот человек о чем-то думает, и не знаю, о чем».
В зоне C аплодирующая или свистящая толпа.
Они меня все любят, они меня все боятся.
Никто меня не понимает.
Вот это все зона C.
Надо сказать, вполне истерическая зона или романтическая, кому как нравится.
В зоне D люди-тени, люди, которые идут по улице, которые стоят у стены.
Я не знаю, думают они, помнят они, хотят они.
Они просто разметка пространства.
И в зоне E фигуры для любования: очень красивые, ужасно безобразные,
в розовых юбочках, в рваных джинсах, с собачками на руках.
Они украшены дополнительными деталями.
А все вместе, как вы видите по названию, это матрица контроля.
Я могу в разной степени контролировать разные фигуры на этой матрице.
Вот зоны от A до E — это до какой степени я про них знаю.
Зоны от проксимальной до зоны extra — это как они от меня удалены.
И контроль — это значит,
что я все про человека знаю и могу им управлять.
Если у меня человек в зоне prox — я могу его потрясти,
пощипать, погладить по голове, да при этом еще он у меня в зоне A, и я буду
точно знать, что он при этом чувствует, ему это нравится или не нравится.
Я буду им управлять, как самой собой, даже лучше.
В зоне B, но в клетке prox, я тоже смогу им управлять,
но я не очень буду уверена, что он при этом думает, и так далее.
Если мы возьмем любой текст и расставим фигурки
текста по этим клеточкам, клетки почти все будут не заполнены.
Фигур мало.
Будут стоять фигурки в двух-трех клеточках.
Мы поймем: это контролирующий человек.
Это человек, который стремится к пониманию.
Это человек, который видит украшения.
И чаще всего это человек, который живет в свищущей и аплодирующей толпе.
Это очень часто встречается.
Если мы будем пользоваться этими инструментами,
закончу тривиальной фразой, мы будем понимать лучше, более лучше.
[МУЗЫКА]
[МУЗЫКА]
Гулевич Ольга АлександровнаДоктор психологических наук, профессор
Безменова Ирина КонстантиновнаКандидат психологических наук
