[ЗВУК]
[ЗВУК] Итак,
если общественная справедливость, ее понимание в античном полисе прежде всего
предполагало определенную систему покровителей, то иудео-христианская этика,
которая сформировалась в эпоху раннего Средневековья, предполагала несколько иную
систему добродетелей, и, соответственно, другое обоснование.
Напомню, что одним из источников христианской этики является наследие
зороастризма.
Зороастризм — это древнеиранская религия, один из примеров монотеистической
религиозной концепции. Из зороастризма христианская этика взяла,
прежде всего, связь мирового процесса с этическим выбором человека.
Христианство является религией спасения, но обращу ваше внимание на то,
что в рамках христианской морали возможно достижение личного счастья.
Немалое значение для этого имеет наличие именно личного Бога,
Бога, к которому я могу обратиться за помощью,
которого я могу попросить о некой подмоге и так далее.
Поэтому для христианской этики очень важным моментом является наличие надежды
на справедливость, даже в потустороннем мире. Но, тем не менее, это этика воздаяния.
И поскольку это все-таки есть мировая религия, то она естественным
образом предполагает некий этический универсализм, то есть построение
такой моральной концепции, которая могла бы распространяться на все человечество.
В иудео-христианской этике есть две составляющие —
это негативная и позитивная части.
Первая в целом и общем может быть сведена к очень простому тезису,
который предполагает несущественность и второстепенность всех земных целей.
А позитивная часть заключается в заповеди любви.
Рассмотрим каждую из этих частей более подробно.
Когда мы говорим о негативной части, то, как я уже сказала выше,
речь идет о том, что земная жизнь несовершенна.
Тот образец идеального морального поведения,
который соответствует христианской этике — это Христос.
Тот богочеловек, который по своей сути является для нас идеалом и
который недостижим.
Но к которому мы можем приблизиться, если будем следовать заветам Христа.
Соответственно, делается вывод о том, что нет ничего в этой земной жизни,
что могло бы стать сокровенной целью человеческих стремлений.
И вместе с тем человек получает возможность ни чем не скованного
морального выбора.
И, соответственно, нет ничего такого, что могло бы здесь и сейчас
считаться ценностью, в нашей земной жизни, в нашем земном существовании.
Естественно, предполагая для человека возможность выбора: следовать или
не следовать заветам Христа.
Позитивная же часть предполагает, прежде всего, заповедь любви,
которая проявляется в знаменитой притче о блудном сыне.
Напомню кратко ее содержание.
Речь идет о том, что отец раздает свое состояние двум сыновьям,
один из них, старший, остается жить с ним, а младший уходит в свободное плавание,
и он растрачивает все свое имущество и, оказавшись у разбитого корыта,
он нанимается рабом к одному из богатых людей.
Он обнаруживает, что, будучи рабом, он, в общем,
ничем не обладая, влачит лишь нищенское существование,
которое естественным образом не может его удовлетворить.
Поэтому он принимает решение вернуться к своему отцу,
вернуться в качестве наемника.
Видя, что наемники у его отца
не влачат такого нищенского существования и их жизнь достойна.
Но, вернувшись к своему отцу, он обнаруживает,
что отец не держит на него никакого зла.
Напротив, он принимает его именно как сына, он его прощает,
выражая таким образом заповедь любви, которая является центральным
элементом христианской этики добродетели, говорит своим слугам,
чтобы они одели его в лучшие одежды, на его руки надели перстни и так далее.
Соотвественно, это вызвало возмущение со стороны старшего сына,
который предъявил отцу претензию в том, что тот так возвеличивает младшего сына,
который никогда не был с ним рядом, в отличие от него самого.
И тогда отец говорит ему о том, что должно радоваться тому,
что младший сын осознал свою неправоверность и смог вернуться,
смог сделать сознательный выбор в пользу возвращения в лоно семьи и,
собственно говоря, к добродетельному образу жизни.
В этом смысле так себя ведет именно Отец Небесный, то есть Бог,
согласно христианской модели морали, который любит всех и прощает всех.
Но, для того чтобы он простил, необходимо вернуться к нему,
то есть начать следовать заветам Христа.
То есть Бог есть любовь.
Для того чтобы понять, что же такое любовь с точки зрения Христа,
можно вспомнить еще об одной притче, о милосердном самарянине.
Опять же вкратце напомню эту притчу.
Речь идет о том, что один из евреев однажды отправился
из Иерусалима в Иерихон и по пути он попал в руки разбойников,
которые его ограбили, избили и оставили умирать.
И мимо него прошел сначала священник, потом левит.
И тот и другой проигнорировали его, а вот самарянин,
который проходил мимо, увидел его лежащим израненным на земле,
он подошел к еврею и помог ему.
Он залечил его раны, он возливал на него вино и масло,
посадил его на своего осла, привез в ближайшую гостиницу, где заботился о нем.
Когда ему нужно было оттуда уехать, то владельцу этой гостиницы он отдал два
динария, — все, что у него было — для того чтобы тот помогал этому израненному
человеку, и предупредил, что если денег не хватит,
то по возвращении он восполнит все его траты.
Собственно говоря, вот эта притча, она как раз является воплощением заповеди любви,
которая является позитивной частью проповеди Христа,
и суть которой сводится к тому, что мы должны возлюбить не только своих братьев,
сестер, не только своих друзей, но в том числе возлюбить врагов наших.
В этом состоит истинная христианская любовь.
Собственно, о какой любви идет речь?
Что здесь имеется в виду?
Напомню, что в древнегреческом языке существует несколько понятий,
и все они означают «любовь», но любовь разную.
Есть понятие «эрос», которое отражает любовь-страсть.
Любовь-страсть, она всегда индивидуальна, она всегда связана с эгоистической
природой человека, который стремится к таким гедонистическим удовлетворениям
своих потребностей и получению удовольствий.
Есть любовь «филиа» - любовь-дружба,
которая опять же очень ограничена отношениями между отдельными людьми.
Нельзя быть другом всем.
Мы всегда подразумеваем, что любовь-дружба относительна
какого-то конкретного человека или какой-то конкретной группы людей.
А вот та любовь, о которой говорит христианская этика,
скорее может быть обозначена термином «агапе» —
это любовь как духовное единение, которое распространяется на всех.
Обращу внимание, что именно о такой любви говорили и стоики,
которые развивают этику космополитизма, и это самое агапе, по сути,
имеется в виду и в рамках античной этики, которая предполагает как
раз восстановление общего единства и мировой гармонии.
Таким образом, агапе как духовное единение через заповедь любви к
ближнему — это прежде всего воплощение верности идеалу сыновнего единства,
то есть всечеловеческого братства людей,
когда все люди должны мыслить друг друга как родственников.
Заповедь любви исходит из следующего образа человека.
Человек здесь не сводится к совокупности собственных поступков.
Он не скован никоим образом прошлым.
Напротив, он обладает творческой силой, соответственно,
возможностью выбора и возможностью сотворить самого себя.
Добро и зло здесь не разведены поиндивидно,
то есть добро и зло — это те начала, которые определяют
сущность человеческого, и они существуют в душе каждого человека.
Вне зависимости от того,
насколько каждый отдельный человек ведет себя благочестиво или неблагочестиво.
Соответственно, каждый человек сопричастен существующему в мире злу.
Это, кстати говоря, один из аргументов в пользу теодицеи,
то есть в пользу обоснования благости Бога, где Бог остается добрым,
а природа зла, носит человеческий характер.
Соответственно, коль скоро каждый человек сопричастен существующему в миру злу,
то христианство объявляет войну злу в космическом масштабе, объявляет
свою способность и свое желание, свою цель бороться со злом в космическом масштабе.
Об этом говорит и Нагорная проповедь, в которой, собственно, запечатлены основные
постулаты иудео-христианской этики, и там же существует молитва «Отче наш»,
там же есть Заповеди блаженства, которые добавляются к знаменитому декалогу.
Здесь же провозглашается основная идея христианства,
что человек должен преодолеть праведность книжников и фарисеев,
и только в этом случае он может войти в Царство Небесное.
Соответственно, с возникновением новозаветной морали,
несколько изменяется сам характер иудео-христианской морали,
который в дальнейшем будет претендовать на универсальный характер.
Так, ветхозаветная мораль, равно как и новозаветная мораль, является,
прежде всего, конечно, наследием или результатом монотеизма.
А монотеизм предполагает, что существует только один, единый Бог.
В отличие от ветхозаветной морали, новозаветная мораль
распространяется не только на отдельный народ, каковым являются,
в случае с ветхозаветной моралью, евреи, но предполагает универсальный характер.
То есть нет для нее «ни эллина, ни иудея», а все моральные требования относятся ко
всем представителям рода человеческого, или рода людского.
Во многом вот это различие определяет, естественно,
и повседневную этику приверженцев, скажем, иудейской морали и христианской морали.
Для иудеев очень важно соблюдение юридических норм.
Фактически Талмуд
дает конкретные толкования ветхозаветным моральным предписаниям.
И оно настолько конкретно, что совершенно очевидно,
как именно нужно их соблюдать: где, когда и в каком формате.
Что касается новозаветной морали, то, конечно, эта мораль
предполагает, прежде всего, помыслы человека.
То есть для христианина скорее важна вера, нежели действие.
И в этом смысле она, безусловно, отличается от иудейской морали.
Далее. Иудейская мораль,
или ветхозаветная мораль, она в основе своей имела правило талиона,
то есть «око за око, зуб за зуб», правило равного воздаяния.
Если кто-то кому-то выбил глаз или убил какого-то родственника,
то его обидчик должен лишиться также глаза или родственника.
В отличие от претендующей на универсальный характер новозаветной морали, которая, как
я уже говорила выше, основана на заповеди любви, в том числе и любви к врагам своим.
Соответственно, для ветхозаветной морали само милосердие,
оно оказывалось справедливым, в отличие от новозаветной морали,
где сама справедливость заключается в милосердии.
Ну из этого, соответственно,
из вышеобозначенных отличий и сходств вытекало то, что ветхозаветная мораль,
прежде всего, проявлялась в законопослушности ее сторонников,
тогда как новозаветная мораль, прежде всего, была в основе своей свободной.
Она предполагала наличие свободного выбора.
И в целом иудео-христианская моральная этика, безусловно, сводится к декалогу.
Декалог — это понятие,
которое мы переводим на русский язык как «десять заповедей».
"Дека" — десять, "логос" — слово, десятисловие, запечатленное в Пятикнижии.
Знаменитые десять положений христианской этики, которые, собственно говоря,
сегодня во многом уже возведены в ранг универсальной, в том числе светской,
морали и не отсылают к исключительному божественному авторитету.
Далее мы поговорим о том, какие этические модели были развиты в современной морали,
и как именно современные этики отнеслись
к этике добродетели античности и средних веков.
[ЗВУК]
[ЗВУК]