[МУЗЫКА] [МУЗЫКА] [МУЗЫКА] [МУЗЫКА] В этой теме мы поговорим о том, имеет ли история смысл. О философии истории, которая, с одной стороны, является стандартным вопросом в философской дискуссии, а с другой стороны, как мы увидим, связана со многими проблемами, которые касаются человеческой идентичности, некоторых экзистенциальных вопросов, а также тех тем, которые мы затрагивали, когда говорили с вами о политической философии и о власти. И начнем мы с определения истории. С того, как мы вообще можем говорить об этом понятии. На первый взгляд, история — вещь самая очевидная, и никакой тайны, драмы здесь не существует. Мы все знаем, что было прошлое, в прошлом действовали те или иные люди, и мы можем что-то знать о том, как эти люди совершали свои поступки. В реальности сама по себе история — это некое изобретение, это некий концепт, это способ говорить о прошлом, который мы изобрели в течение существования нашей цивилизации в последние её века. Некоторые вопросы, которые связаны с историей, мы можем задать не обладая какими-то специальными знаниями с самого начала. Например, есть ли некая специфическая роль личности в истории? Что означают действия конкретных людей в контексте существования всего человечества? Являются ли эти действия просто случайными, либо они каким-то образом предопределяют ход мировой истории? Еще один вопрос. Возможны ли социальные изменения и как они возможны? Что вообще означает, что общество меняется? Каким образом во времени происходит такого рода изменение? Еще один вопрос. Какие объективные условия определяют ход истории, если определяют хоть какие-то? Можем ли мы выделить уже не человеческий фактор в истории, а наоборот, те вещи, которые от людей не зависят, но тем не менее определяют то, как исторический процесс идет и развивается? Ну и наконец тот вопрос, который как раз часто возникает в актуальных дискуссиях и который связан с политической философией, — это вопрос о том, можем ли мы учиться у истории; означает ли что-то событие прошлого для нас сегодняшних? Я думаю, что можно выделить четыре подхода к философии истории. Первый подход (его можно условно назвать идеалистическим) он предполагает, что в ходе истории действует некая сила, некое духовное начало, некое нематериальное начало, которое определяет с одной стороны, то, как вещи происходят в ходе исторического развития, а с другой стороны, наш способ познания этого исторического процесса, который нам тоже доступен в соответствии с разумом. Типичным примером идеалистического подхода, как мы увидим и подробно об этом поговорим, является философия Гегеля. Позитивистский подход предполагает, что у нас есть некий набор объективных причин, почему история выстраивается таким образом, а не другим. Например, у нас есть проблемы, связанные с нехваткой ресурсов, у нас есть демографическая ситуация, у нас есть определенные объективные факторы географии, доступность тех или иных, допустим, растений или животных для одомашнивания, климат и так далее. Мы находим такой позитивный, реально существующий фактор, который мы можем при помощи науки изучать и описываем историю, как набор таких естественных факторов. Представителем такого подхода, например, является американский антрополог Джаред Даймонд. Марксистский подход. Этот подход предполагает, что мы находим в истории некоторые объективные закономерности, но связанные все-таки с существованием человеческого общества. Тоже, как мы увидим, марксисты считают, что в обществе существуют определенные законы, опосредованные тем, как работает экономика и отношение людей в экономическом смысле слова. Ну и наконец четвертый теологический подход. Его я вынес на четвертое место, потому что на первый взгляд он к нашей истории имеет довольно косвенное отношение, все-таки мы богословием не занимаемся. Но, как мы увидим, тоже в дальнейшем, в действительности, христианское и вообще религиозное прочтение исторического процесса играет важную, и можно сказать, фундаментальную роль в том, как мы историю мыслим и понимаем до сих пор. Теологическое прочтение предполагает, что история является неким фрагментом священной истории, например, истории о том, как в жизнь людей является Бог в каких-то его конкретных формах. Типичным представителем теологического подхода можно считать Блаженного Августина — Августина Аврелия. Я выделяю четыре вопроса в философии истории, от ответа на которые зависит то, как мы рассуждаем о нашем прошлом. Во-первых, вот этот фундаментальный вопрос: из чего состоит исторический процесс? Здесь можно давать разные ответы: действия отдельных людей, работа социальных структур, некие цивилизации и их особенности, большие каузальные процессы, которые определяют всё то, что происходит, некоторые примеры я вам только что привел, или как раз результат божественного вмешательства. Возможно, мы можем попытаться здесь сконструировать какую-то общую схему из разных элементов, но как правило, мыслители дают ответ на этот вопрос каким-то одним способом. Мы делаем акцент на одном из перечисленных. Второй вопрос: есть ли у истории смысл, не сводящийся к отдельным действиям людей? А также частным случаем этого вопроса является вопрос очень важный, вопрос о том, есть ли в истории некая структура: некие части исторического процесса, этапы исторического процесса? А также вопрос о том, есть ли у истории некая направленность? Развивается ли история в некоторую сторону? Снова, как мы увидим, этот вопрос тесно связан с вопросом о существовании социального прогресса. Третий вопрос философии истории. Что означает "знать историю"? Что мы понимаем, когда мы говорим, что мы знаем наше прошлое? Как работает это историческое знание? Как наше представление о прошлом и историческая память конструируют наше настоящее? Соответственно, это эпистемология философии истории — теория познания. И четвертый вопрос философии истории: насколько прошлое определяет настоящее? Как мы можем использовать историю в современности? Как возможны исторические аналогии и исторические уроки? Одна из проблем, с которой мы здесь сталкиваемся, это проблема исторического события. На первый взгляд, такое понятие как "событие", является самоочевидным. Мы знаем массу примеров исторических событий. И мы можем легко их перечислять, классифицировать, датировать и так далее. Но в действительности здесь очень многое зависит от того, какой язык мы используем, когда мы говорим о нашем прошлом. Фундаментальный вопрос, который здесь нужно задавать — это вопрос о том, как исторический факт отличается от исторической интерпретации? Как мы отличаем некое событие от той оценки, которую мы ему приписываем? Еще один вопрос, который тоже... Здесь у нас много вопросов возникает: как возможна объективная история? Как возможна история, которая не имеет точки зрения историка, который её описывает? Как мы можем говорить о прошлом, не имея какой-то исторической перспективы, в которой мы сейчас находимся? Ну и наконец, такой метафизический вопрос — вопрос о том, что делает событие событием. Как отличить какой-то просто случайный, мелкий, незначительный факт, который мы можем найти в прошлом, от того процесса, который мы потом задним числом, называем историческим событием, определяющим наше современное существование? Можно здесь много примеров привести. Я приведу один. Можно говорить, например, о Русской революции 1917 года как о некоем событии. Во-первых, здесь есть проблема интерпретации. Как мы знаем, разные историки и разные исторические эпохи события, особенно октября и ноября 17-го года в России, интерпретируют очень разными способами. Для советской историографии это был некий шаг в человеческом прогрессе, это было некое движение вперед, необходимое и позволившее советскому обществу возглавить вообще такое прогрессивное движение человечества в светлое будущее. Для других историков, в том числе для многих современных, история революции 17-го года была трагической случайностью, была кровавым бунтом, была политическим переворотом и не более того. Соответственно, как мы можем вычленить здесь некоторые факты? Большевики приходят к власти. Что перед нами? Переворот или какое-то историческое изменение, предопределившее весь ход дальнейшей истории? Еще один вопрос, который мы здесь можем задавать: что те события столетней давности означают для нас сегодняшних? Насколько наши действия, наши политические ценности, наша идентичность, состояние современного российского общества и вообще постсоветского общества определено тем, что случилось тогда в 1917 году? Была ли революция 1917 года случайна и какие тогда альтернативные истории здесь могли бы существовать, могло ли всё закончиться иначе, и, собственно говоря, как мы можем вычленить сам сухой остаток, само объективное событие, о котором мы хотим говорить, если мы некие нейтральные наблюдатели, нейтральные интерпретаторы истории? Ну, допустим, если прилетел марсианский историк, который пишет, который будчи совершенно не заинтересован в каких-то личных оценках произошедшего в России в 1917 году пишет то, как всё было на самом деле. Кто является субъектом истории? Собственно, первая версия, которую мы сказали уже, заключается в том, что именно человек является центром исторического процесса, человек совершает поступки, и следовательно любые исторические факты мы можем в конечном итоге свести к деятельности конкретных людей. Тем самым мы можем объяснять историю в терминах психологии или социальной психологии. И снова здесь возникает вопрос: существуют ли некие особые личности, которые движут собой историю? Объективистские прочтения истории, с другой стороны, заявляют, что роль личности в истории на самом деле минимальна. Ну скажем можно объяснять ту же самую русскую революцию некими особенностями психологического скалада Владимира Ленина, или императора Николая II, или других участников этого процесса. А можно заявить, что, скажем, в Российской империи в конце XIX века был большой демографический рост, было большое количество бедных мужчин, у которых не было доступа к некоему нормальному социальному статусу. Очень остро стоял земельный вопрос в центральной части России. И вот эта демографическая ситуация переизбытка населения и нехватки земли и, соответственно, устаревшего законодательства, привела к такому социальному взрыву. Если мы делаем ставку на второй фактор, то мы принадлежим к объективистской традиции прочтения истории. Для нас история — это то, что должно было случиться в результате объективно существующих факторов. Ну и, собственно говоря, ключевой вопрос здесь — это вопрос о том, существуют ли в принципе исторические законы, существует ли какой-то способ говорить об истории, универсальный, точный и не зависящий ни от наблюдателя, ни от того, с какими процессами мы в данном случае сталкиваемся. Это мы можем условно назвать метафизикой истории, попыткой говорить об истории вообще и по существу. И финальный вопрос, который здесь нужно задать (в этой части у нас много было вопросов) - это вопрос о том, что, собственно, является предметом истории? Что именно мы изучаем, когда говорим о прошлом? Жизнь человека какого-то конкретного; жизнь только политических лидеров и правителей, как это часто случается; история государства как набора неких институтов и бюрократии; является ли история простым перечислением правящих династий; является ли история описанием экономического уклада и способов того, как люди производили экономические блага? Может быть мы можем здесь говорить о форме потребления? Ну и так далее. Ключевой вклад в эту историю, в этот спор внесла французская школа Анналов, которая начала говорить в середине XX века о «тотальной истории», которая пытается свести социальные, культурные, политические факторы в некое одно описание прошлого, где место находится как описаниям жизни правителей, так и экономическим объективным факторам, так и описанию жизни обычных людей. [МУЗЫКА] [МУЗЫКА]
