[ЗВУК]
[ЗВУК] Один
из важнейших вопросов онтологии — это вопрос о том,
что именно существует, по-настоящему существует.
Интуитивно многие из нас воспринимают этот вопрос следующим образом: что
именно есть в объективной действительности, а чего в ней нет?
Однако кто из нас пытался поставить под вопрос
существование самой объективной действительности?
По этому поводу есть несколько основных позиций.
Реализм утверждает, что объективная действительность,
то есть действительность, которая существует вне субъекта,
не зависит от субъекта и в некотором смысле первична по отношению к субъекту,
потому что способна влиять на него и, допустим, определять его восприятие.
Эта объективная реальность, конечно же, существует.
Реализм — очень привлекательная позиция,
и вряд ли кто на интуитивном уровне готов от нее отказаться.
Однако есть в истории философии примеры учений,
которые пытались поставить реальность объективного мира под сомнение.
К таковым учениям можно отнести солипсизм и скептицизм.
Солипсизм категорически утверждает, что никакой объективной,
материальной реальности просто нет.
Есть только наше сознание. Ну как наше?
Мое сознание и все восприятия, которые в этом сознании содержатся.
Скептицизм оказывается более гибким в этом отношении.
Он уходит от ответа на вопрос,
существует ли объективная реальность, оставляя это подвешенным.
Может быть, она существует, а может быть, и нет.
На самом деле история вся начинается со знаменитого принципа,
провозглашенного французским философом Рене Декартом.
Принцип этот положил основу всему новоевропейскому анализу бытия и познания.
Принцип «Мыслю, следовательно, существую».
Это, пожалуй, единственная неоспоримая истина,
которую Декарт обнаруживает во всем здании европейской метафизики.
Вот все остальное, говорит Декарт, можно, в принципе, подвергать сомнению,
но ни одно мыслящее существо не может сомневаться в том,
что оно существует, потому что сам акт сомнения будет
доказывать существование этого мыслящего субъекта.
Поэтому уж в чем сомневаться нельзя,
так это точно в своем собственном существовании.
«Я существую», — говорит Декарт.
Важное уточнение: как долго я существую?
Вот ровно столько, сколько мыслю.
Пока я мыслю, наличие мышления доказывает мое существование.
Второе важное уточнение: а кто этот «я», который существует?
Это вот человек с руками и ногами, головой и туловищем?
Нет. В данном случае «я» — это чистый субъект,
это всего лишь сознание, в котором и просходит акт мышления.
А что касается тела: рук, ног и туловища — с этим еще много вопросов.
Существует ли тело, это еще предстоит доказать, надо с этим разобраться.
И вот Декарт, зафиксировав исходную точку, доказывает,
что наше сознание существует.
И сразу возникает вопрос: а как же быть тогда с объективным миром,
который дан этому сознанию?
Декарт очень непрямым, косвенным путем пытается
потом последовательно передоказать тезис о существовании объективного мира.
Мы оставим в стороне это доказательство, потому что оно не лишено изъянов.
Мы заострим внимание только на главной схеме,
которая содержится в декартовской системе.
Субстанций две.
Одна субстанция мыслящая, для нее быть — означает мыслить.
Она существует, пока мыслит.
Это сознание.
Мое сознание, ваше сознание.
Другая субстанция — протяженная, и это совокупно весь мир,
вся объективная реальность,
свойство которой — занимать место в пространстве и времени.
Иметь длину, ширину, высоту и длится во времени.
Так вот, совокупно весь мир называется Декартом протяженной субстанцией.
А вот как дальше обосновать доступ,
доступ от субстанции мыслящей к субстанции протяженной,
обосновать возможность познания одного другим — это уже оказывается
большим вопросом для Декарта и для его последователей.
Декартовский субстанциальный дуализм, он был большим шагом вперед и одновременно
поставил много острых проблем, которые трудно было разрешить.
Один из радикальных последователей Декарта,
Джордж Беркли, выбирает ответ очень густо замешанный на эмпиризме.
То есть он очень сильно доверяет чувственному опыту,
очень всерьез относится к чувственным восприятиям.
Настолько всерьез,
что объявляет сами эти восприятия единственной настоящей реальностью.
Отсюда важнейший тезис Беркли.
Что значит быть?
«Быть — значит быть воспринимаемым».
Esse est percipii.
То есть если я вижу стол, стол для меня существует.
Если я от него отворачиваюсь, он в каком-то смысле перестает существовать.
Существуют ли предметы, пока никто их не воспринимает?
Вот вопрос, которым мы обязаны Беркли.
И ответ на этот вопрос не кажется очевидным.
Согласно Беркли, предметы существуют, только пока воспринимаются.
Мною, вами, ну или хотя бы Богом, который в концепции Беркли выполняет роль
глобального наблюдателя, гаранта существования, точнее,
постоянства существования вещей, пока мы от них отворачиваемся или спим.
Но, по большому счету,
посмотрите: в этой модели нет места для понятия объективной реальности вообще.
Вся реальность — в чьих-то восприятиях.
Вопрос только в том, идеален ли воспринимающий субъект,
или он способен спать и отворачиваться.
Такую концепцию принято называть
субъективным идеализмом или даже солипсизмом,
от латинского solo ipso, «только я», существую только я и мои восприятия.
В популярной культуре есть много произведений,
которые этот сюжет как-то разрабатывают.
Я думаю, что вы сами без меня можете назвать массу примеров.
В XVIII веке Иммануил Кант называл скандалом в философии тот факт,
что никто еще из европейских мыслителей не нашел убедительных — или эмпирических, или
логических — доказательств существования «внешнего мира», объективной реальности.
Почему же это скандал?
Потому что кажется, что на этом вопросе завязано решение всех остальных вопросов.
Даже вопрос про пространство и время кажется вторичным по
отношению к этому главному вопросу: а есть ли вообще внешний мир?
Как сам Кант решал этот вопрос — это отдельная история.
Я не хотел бы на этом останавливаться, а сразу перейти к тому знаменитому
и очень простому доказательству, которое сумел придумать Джордж Эдвард Мур,
британский философ начала XX века.
В своем знаменитом выступлении, которое впоследствии легло в основу одноименной
статьи, под названием «Опровержение идеализма»,
Джордж Эдвард Мур выступает очень оригинально и непривычно для философа.
Он говорит: «Какой такой скандал в философии?
Вот сейчас я одним мановением руки ликвидирую весь скандал».
Он показывает публике: «Вот моя правая рука, а вот моя левая рука.
И я знаю, что это моя рука, и это моя рука».
И из этого следует, что объективная реальность, внешний мир, существует.
Почему?
Тут очень важно почувствовать поворот, тонкий поворот,
который Мур произвел в рассуждениях об объективной реальности.
До сих пор, солипсизм и скептицизм, они строились на том, что можно, в принципе,
поставить под сомнение существование любого конкретного объекта внешнего мира,
если мы сомневаемся в существовании внешнего мира вообще.
А Мур перевернул это в противоположном направлении.
Он приходит к очень важному пониманию: если я точно знаю,
что есть хотя бы один предмет, объективный предмет вне моего сознания,
то это повлечет за собой и то, что есть и весь объективный мир.
И поэтому наличие одного предмета под названием «моя рука» доказывает,
что есть и весь объективный мир.
Вот такое перформативное доказательство.
Оно строится очень тонким образом.
Способны ли вы понять, что имеет в виду Мур, когда говорит: «Это моя рука»?
Понимаете ли вы это предложение?
То есть, кажется, вы можете с ним не соглашаться, что рука существует,
но что вот это — его рука, вы понимаете?
Чтобы понимать смысл этого предложения, надо понимать значение слова «рука»,
понимать значение слова «рука» — значит уметь соотнести слово «рука» с каким-то
предметом.
А значит, вы уже предполагаете существование этого предмета.
То есть на уровне самого понимания этого предложения вы подключаете
представление о наличии объективной действительности.
Соглашаясь с Муром, что вот есть его рука, вы соглашаетесь,
что есть объективная реальность.
Многие философы критикуют муровское доказательство как какой-то нонсенс и
фокус, но мне кажется, что в этом рассуждении схвачено нечто очень важное,
в том повороте, который он произвел в рассуждениях про внешний мир,
скрывается нечто очень важное.
Еще один аргумент скептического характера, который тоже, впрочем,
приводит к преодолению скептицизма, мы находим в работах американского
философа Хилари Патнэма, знаменитый мысленный эксперимент «мозги в бочке».
Представьте себе мозг,
извлеченный из живого тела и погруженный в сосуд с питательной жидкостью.
К этому мозгу при помощи проводов подключен компьютер.
Компьютер, способный генерировать импульсы, аналогичные тем импульсам,
которые получает мозг из нервных окончаний в обычной жизни.
То есть, другими словами, мозг живет в этой банке,
и ему поступает информация из внешнего мира.
Информация, которая образует в сознании этого мозга некоторый виртуальный образ
реальности.
Мозг плавает в банке, а ему может казаться,
что он прекрасный юноша, который идет по пляжу по берегу моря,
потому что компьютер стимулирует вот такие ощущения в нем.
Так вот, можем ли мы представить,
что в данный момент мы являемся такого рода мозгами в бочке, мозгами в банке?
Это очень неприятно, но кажется, что мы можем так помыслить.
У нас нет никаких гарантированных доказательств,
что это не так, это в принципе возможно.
Но следующим шагом Патнэм предлагает нам разобраться: а что именно мы представляем
себе, когда думаем, что мы, возможно, мозги в бочке?
Вот это предложение, что я — мозг в бочке, что ему соответствует?
Как понять смысл этого предложения, его семантику?
Получается, что, если бы мы действительно были мозгами в бочке,
мы бы не смогли построить осмысленное предложение о том, что мы — мозги в бочке.
Это очень сильный аргумент, который бьет не только по солипсизму,
но и по скептицизму.
Он показывает, что сомневаться в реальности окружающего мира невозможно,
не впадая в какое-то скрытое противоречие.
Допускать возможность, что мира нет, означает фактически обессмысливать то
самое высказывание, которым ты говоришь «возможно, что мира нет».
Чего нет?
Подведем итоги.
С понятием объективной реальности вообще,
как ни странно, у нас по-прежнему не все в порядке.
Наивный реализм не имеет под собой надежных оснований.
Но солипсизм, этакий крайний вариант решения проблемы, устраняя само
понятие объективной реальности, не удовлетворяет нас в полной степени,
потому что он содержит явные внутренние противоречия.
Скептицизм занимает более гибкую позицию, но и он
сталкивается с некоторыми внутренними противоречиями, пускай и не такими явными,
как противоречия, возникающие у сторонника солипсизма.
Таким образом, продвинулись ли мы в понимании категорий бытия?
Да, определенно.
Мы поставили целый ряд вопросов.
Смогли ли мы ответить на эти вопросы?
Пожалуй, нет, но это только стимулирует нас на дальнейшие размышления.
Но самое главное — это то, что любой разговор о бытии,
попытка понять, разобраться в том, как оно устроено, похоже,
подводит нас к вопросу о том, как устроен наш доступ к этому бытию,
то есть как устроено то познание, при помощи которого мы с бытием знакомимся.
Именно о философии познания и будет следующая тема.
[ЗВУК]
[ЗВУК]
Углева Анастасия ВалерьевнаДоцент
Мартынов Кирилл КонстантиновичДоцент
Мишура Александр СергеевичПреподаватель
Горбатов Виктор ВикторовичСтарший преподаватель
